Безлистные деревья обступают замерзший пруд полукругом, со всех берегов, тесно, густо и темно, как стена нерассеивающегося дыма. Ярко-оранжевые фонари висят между ними в воздухе. На них мы смотреть не будем. Будем, запрокинув голову и устроив затылок на спинке лавочки, глядеть на вечернее небо, темно-серое и темно-голубое, все исчирканное голыми, рыжеватыми от фонарного света ветками. На сухие "самолетики", так и не сорванные с них ветром вместе с листьями. На пылинки снега, появляющиеся из ниоткуда, опускающиеся медленно, съеживающиеся на щеках щекотно. В воздухе их становится все больше и они сами тоже становятся больше. Зима сегодня снова дала слабину, снег лепится на отлично, как мокрая манка. Снеговик, торчащий где-то за спиной, в чаще деревьев - явственное тому подтверждение. Вот и мы так же соберем-вылепим себя заново из этих снежинок, раз такая хорошая пора. Нам их хватит.

Девочка, вылепленная из снега, хотела стать человеком. Мальчик, вытесанный из дерева, хотел стать человеком. Взрослый дядька, отпротезировавший себя всего от кончиков волос до ногтей на пальцах ног - и тот, помнится, из человеческого желал вернуть хотя бы сердце, то есть, практически стать человеком.

Сколько ни лепи себя из чистейших изящных снежинок, сколько ни обшивай себя листами непробиваемого железа, сколько ни собирай себя из сучков да задоринок, прекрасно, впрочем, держащихся на плаву в любой жизненной ситуации - получается почему-то все равно человек. Такой совершенно несовершенный, уязвимый, мягкий, глуповатый, неуклюжий, теплый и живой человек.